Начинался следующий этап Сашиной жизни: она должна была переехать к бабушке Алексея.
Вещей практически нет, собирать нечего. Полина дарит ей свою юбку. Итого уже две! Прогресс! Накануне отъезда они провели целый вечер вдвоём. Полина всё время говорила, что господин капитан добрый человек и что Саша должна это оценить.

В доме Анна Георгиевны Саше приготовили маленькую чистенькую комнатку в дальней части особняка. Кровать, шкаф, в который нечего повесить, комодик, туалетный столик, стул. Начинается первый Сашин день в качестве компаньонки в доме Анны Георгиевны.
Блузка на ней своя, а юбка Полинина. С обувью проблема. Туфли у нее конечно были, колготки темные. Наверно, с точки зрения окружающих людей она выглядит ужасно. Первый завтрак в доме был ранним, в восемь утра. У хозяйки бессонница. В столовой был накрыт стол для утреннего кофе. Серебряный кофейник (настоящий?). Сливки, масло, ломтики телятины, горячий хлеб под вышитой салфеткой. За завтраком Анна Георгиевна позвала в столовую всех, и кухарку, и дворника, а горничная уже была здесь.
— Мадемуазель Суровцева, Александра Федоровна, будет жить у меня в доме в качестве компаньонки. — Анна Георгиевна улыбнулась. — Прошу помогать ей и все ее распоряжения выполнять, как мои.

Прислуга удалилась. Они остались одни.
— Второй завтрак в одиннадцать, обед в три. Ужин в восемь-девять. Если угодно пить со мной чай, милости прошу в пять. Там, в Америке было по-другому?
— Практически так же.
— Теперь давайте решим, как же нам одеть вас. К сапожнику мы сходим сегодня же, а к портному я пошлю узнать, есть ли у него ткани. Если что, у меня есть запасы. А шляпы, я смотрю, вы не носите?

Действительно, в этот же день Саша побывала в мастерской сапожника, а вечером в доме появился портной. Анна Георгиевна заказала Саше два платья. Для Саши это интересно даже с этнографической точки зрения. В этом городке, несмотря на тревожное время и постоянные вооруженные столкновения с противником (а для Саши это тоже противник?) жизнь еще катилась по накатанной дороге. Здесь был даже магазин дамского белья, в котором Саша увидела пояс с чулками. Состояние, близкое к обмороку!

Анна Георгиевна не оговаривает специально Сашины обязанности, но просит ее то передать распоряжение, то проверить работу поварихи, то написать записку кому-нибудь.

/…/

Через несколько дней, когда Сашу уже «можно было показывать», Анна Георгиевна ведет ее на первую прогулку. Главная улица, липы, липы, опять акации. Парадная часть улицы невелика, чуть меньше километра. Знакомые кланяются, приветствуют Вяземскую. Самые близкие знакомые подходят поздороваться. Она представляет им Сашу. Ее рассматривают с интересом.
Наступила поздняя осень. Погода испортилась и прогулки прекратились.

/…/

Дни проходили в постоянном ожидании известий о том, что творилось вокруг города и по всей стране. Саша мучительно пыталась вспомнить, когда эта территория стала называться Украиной. Кажется, прежде все называлось по губерниям. В данном случае Саша находилась в Херсонской губернии. Из давно забытого курса истории она помнила только, что в те годы эта территория постоянно переходила из рук в руки. Тут были и белые, и красные, и зеленые, прости господи! Наверно, местная политическая палитра содержала и другие краски, ведь где-то здесь были еще и немцы, но ничего точнее Саша не могла вспомнить.
Каждое утро она просыпалась и, еще не открывая глаза, пыталась отгадать, что увидит, когда откроет глаза. Ей почему-то казалось, что если она сможет вернуться, то это произойдет обязательно во сне.

Гражданская война. Страна воевала сама с собой, а когда человек воюет сам с собой, победы не бывает. Возможен только один исход — поражение. Там, откуда Саша пришла, уже было ясно, что и для победителей может быть засчитано поражение, но отложенное, отсроченное. Что станет с ними после, не знает никто.

Саша роднималась рано утром, пила чай или кофе, относила первый завтрак в спальню Анне Георгиевне, болтала с ней, пока она пила свой кофе. Кстати, кофе скоро закончится, не забыть бы послать за свежим. После завтрака она делала что-нибудь по дому. Если погода позволяла, они выходили на прогулку, во время которой почти каждый день встречали знакомых Анны Георгиевны. Преимущественно это были дамы определенного возраста, часто с детьми. Девочкам, особенно старшим, позволялось уже немного одеваться, как барышням, а мальчики очень долго носили ту полувоенную гимназическую форму, которую Саша помнила по кинофильмам.

Многие из этих людей уехали из своих домов в Петербурге, Москве, из других городов северной части России или, как Анна Георгиевна, являлись представителями общества здесь, на юге. Эти люди, наверно, тоже по утрам представляли, как откроют глаза … и все будет «как раньше». В этом обществе почти не было молодых мужчин, а город был переполнен военными.

/…/

Саша читает Анне Георгиевне Льва Толстого. Каждый день вечером перед ужином или после ужина несколько страниц. Своеобразный сериал, только с серьезным и благородным содержанием. Они даже обсуждают прочитанное. За завтраком или в послеобеденное время Саша рассказывает что-нибудь, о чем просит Анна Георгиевна.
День за днем у Саши все более четко «формируется» ее биография. Каждый день прибавляется что-то новое. Сослаться на жизнь в Петербурге сложно, общество замкнутое, все всех знают. Она все придумывает и совершенствует легенду о возвращении из Канады, где осталась мать. На это можно многое свалить. Вот рассказ о том, как сначала ее семья жила некоторое время в Италии, как потом они переехали в Нью-Йорк, как в конце концов оказались в Канаде. Ночной десант, высаженный в гостиную, где стояли шкафы с книгами, позволил установить место, где Саша жила в Канаде, Монреаль. Неподалеку, естественно.
Ну конечно, рассказы о жизни в Канаде были всего лишь слегка трансформированными рассказами о ее жизни в современном Петербурге. Современном кому? Благодарная слушательница довольно быстро отметила, что Саша говорит немного «не так, как говорят в России» и по-русски и по-французски. Но ведь это естественно после жизни вдали от России. Что касается французского, так в Квебеке язык тоже отличается от французского во Франции. Почти неожиданно Саша вспомнила про «Энн из Зеленых Крыш», и с этого момента ее память обогатилась новыми воспоминаниями о Канаде.

Саша уговорила Анну Георгиевну не вставать к первому завтраку, если ей нездоровится, обещает приносить ей кофе в постель. Вяземская ей благодарна и все более привязывается к Саше. Пару раз приезжал Алексей. Анна Георгиевна ему, естественно, рада, но понимает, что он приезжает скорее ради Саши.

Когда Саша по поручению Анны Георгиевны писала приглашения на чай двум знакомым, она испытала что-то вроде приступа паники. Она боялась написать что-то слишком по-русски. Обошлось. Пришли гости, две пожилые дамы. Саша поняла, что это смотрины. Она сама испекла к чаю сырное печенье. Понравилось. Для гостей она снова рассказала историю своей жизни, особенно «ужасные последние четыре месяца». Обе гостьи были родом из Петербурга. Дамы очень интересовались жизнью в Канаде. С каждым новым рассказом о Канаде Саша «вспоминает» все больше событий, относящихся к этой американской части своей жизни. Даже самой делается интересно.

Довольно скоро становится ясно, что далеко не все знакомые Вяземской благожелательно смотрят на Сашу. Она долго не понимала причины этого прискорбного явления. Позже стало ясно: война войной, а жизнь идет. Во многих семьях подрастали девицы. Внук Анны Георгиевны и в мирное время был бы в центре внимания дам, а уж в такое мрачное и опасное считался потенциально надежным защитником и отличной партией. А тут появляется какая-то особа неясного происхождения и не первой молодости (по меркам того, то есть этого времени) и может нарушить все планы. Но отношения в доме Вяземской спокойные и дружеские. Саша «подкупила» Анну Георгиевну своим умением печь пироги. Слава богу, что русские люди везде остаются русскими, даже за границей. Спасибо родной бабушке за кружева и пироги! Но временами Сашу охватывает отчаяние. Положение, похоже, безвыходное… Хочу к маме!

/…/

Декабрь 1918 года.
В торговых рядах к Саше пристает нетрезвый молодой человек. В галерее никого кроме нее в данный момент нет, и он чувствует себя безнаказанным. Нагло говорит, что «барышне нужно бы быть полюбезнее с приличными людьми». Хочет напугать, тянет за руку в глубину прохода между магазинами. Он оглядывается и явно ждет, что Саша будет плакать, но опасается, что начнет звать на помощь. Саша резким движением ребром ладони ударила его в основание носа. (Даром что ли Сергей привел ее в группу женской самообороны!) А когда он согнулся, прижав левую руку к лицу, перехватила его правую руку и вывернув, как учили, крепко приложила его физиономией к стоящим здесь ящикам. Нападающий упал на колени, выл, но пытался материться. Саша легонько пнула его ногой и громко и внятно произнесла: — Не вздумай еще раз попасться мне на глаза, хам!
Поправила шаль, одернула шубку и вышла из опасного закутка.

Дома (теперь это дом) она ничего не стала говорить Анне Георгиевне. Но через неделю горничная Ольга по секрету сообщила хозяйке, что ей, тоже по секрету, рассказала подружка, что барышня Александра Федоровна мужика покалечила. У Вяземской брови полезли на лоб. После тщательных вопросов выяснилось следующее: тут есть один такой Матвей, его кто-то попросил нашу барышню то ли напугать, то ли еще что. Он барышню подкараулил в торговых рядах утром, когда людей было еще мало, стал пугать, а она, барышня, значит, что-то такое с ним сделала, что у него теперь нос сломан. Выйти на улицу он не может.

Анна Георгиевна в ужасе. Она рассказывает обо всем внуку. Алексей, заволновавшись, просит Сашу не ходить по городу одной. Ведь есть же милая бабушкина горничная, Ольга. Если нужно, она пойдет с Сашей. В конце концов он сам может сопровождать ее во время прогулок. И они действительно несколько раз прогулялись по городу.
Не только Саша рассказывает о себе. Алексей тоже делится воспоминаниями, но в отличие от Сашиных его воспоминания подлинные. Он родился в 1890 году в Москве. Его отец тоже был офицером. В 1900 семья переехала в столицу. Потом было славное Константиновское училище. (Э-э, да у него прекрасное образование!) С 1911 года он в армии. Армейская разведка? Ну-у… С первого дня войны он, естественно, в действующей армии. Он с некоторой даже гордостью сказал: «На Юго-Западном фронте под командованием генерала Иванова». Видя, что Саше это ничего не говорит, Алексей пояснил, что участвовал в боях с австро-венгерскими войсками, принимал участие во взятии Львова. Это тот самый город, что у австрийцев назывался Лемберг. А потом еще были бои за крепость Перемышль и взятие крепости… (Да, он боевой офицер.) А после семнадцатого года? Нет, у него никогда не было сомнений по поводу того, на чью сторону ему встать.

И слава богу, что у него не было сомнений, подумала Саша, а то недолгой была бы его жизнь. Впрочем, сейчас всего лишь восемнадцатый год. Что же делать, Саша совершенно не помнила, каким образом развивались события в том месте, где она находилась.

/…/

Настал день, когда Саша, сопровождающая Анну Георгиевну, была приглашена на ужин к дальним родственникам.
С прической проблем не было никогда, волосы сами ложились в любую прическу. Платье есть. Туфли тоже нашлись подходящие.
К ужину подъехал Алексей. Все тут же поняли, что он приехал только ради Саши, и что остальные барышни могут не рассчитывать на него как на кавалера. В этот вечер Сашу представили семье генерала Николаева. Собственно вся семья Сашу не слишком интересовала, ей понравилась генеральская дочка Катя. Это была совсем молоденькая девушка, такая, как студентки,которые учились у Саши. Там, дома. Далеко-далеко. За много лет отсюда. Катя сразу же потянулась к Саше, почувствовав в ней что-то необычное, но очень доброе.