Капитан помог Саше забраться в телегу, попадья резво запрыгнула сама.
— Доброго пути!
И вот Саша, запахнув шубу, прижав к себе сумку, едет на телеге куда-то в неизвестность. Волосы растрепались на ветру. Она повязала на голову шелковый платок, но он все время сползал на плечи. Рукам уже немного холодно. Сильный ветер. Полина говорит, не умолкая. Приближение к дому эмоционально на нее действует. Она рассказывает про все, мимо чего они проезжают, перемежая описания природы рассказами о своей семье. Дорога идет через поля, потом через лесок. Осень.

К телеге, на которой сидели Саша и Полина на выезде из города добавилось еще несколько местных. Те тоже щебетали без умолку. Местные жители, и крестьяне и горожане, опасались ехать куда-нибудь при прежней власти. А так вроде бы с попутчиками не страшно. Через несколько верст нашлись еще попутчики, пятеро верховых.
Уже в сумерках подъехали к небольшому дому, окруженному кустами малины и акациями. Опять акации. Полина первая слезла с телеги и с явным замиранием сердца открыла калитку. Вошли во двор. Никого. Вошедший следом за Полиной и Сашей мужик остановился посреди двора и прислушивался. Даже в полутьме было заметно, что семья, живущая в этом доме, старательно ухаживает за домом и садом. Дорожка от калитки шла вдоль стены дома, мимо чистеньких окошек. Крыльца не было видно, значит, вход в дом со двора. Справа, отделенный невысоким палисадничком, был огород. Мальвы у заборчика еще были различимы, а то, что в огороде уже не видно.

Полина стояла, не шевелясь, замерев. Саше даже показалось, что она стоит зажмурившись.
— Хозяева, — подал голос мужик, который вез их из города. Совершенно неожиданно на его призыв из-за угла дома вышла немолодая женщина в черном платке и кинулась к Полине: — Матушка!
Полина, не слушая ее, махнула рукой и побежала за дом. Оказалось, что все были дома. В глубине сада было устроено место, где в жару можно было облиться водой. Там муж Полины что-то делал возле бочки с водой. Около него крутились дети.

Саша облегченно вздохнула, хоть здесь все в порядке. Женщина, встретившая их во дворе, провела гостью в дом. Саша присела на лавку в сенях и, откинувшись к стене, закрыла глаза. И тут же почувствовала, что рядом с ней кто-то оказался. Подоспела работница с лампой, и Саша открыла глаза. Подле нее стоял глава дома в простой черной рясе. Он произнес: — Прошу прощения, дочь моя, — и приложил тыльную сторону руки к ее лбу, — я подумал, не жар ли у вас.

Саша не успела ответить, потому что дом наполнился голосами, смехом, плачем. Посреди сеней стоял глава дома. Темноволосый с маленькой аккуратной бородкой, крепкий, лет тридцати пяти — сорока. Отец Павел. К Полине прижимались двое мальчишек. Одному было лет двенадцать, а второй совсем еще маленький, годика три. Пока все знакомились между собой, работница собрала на стол. Уселись втроем. Детей, как положено, до взрослых разговоров не допустили. Отец Павел рассказал, что Полину арестовали вместо него. Когда за ним пришли, его не оказалось дома, уезжал в соседнюю деревню к умирающему больному. Вот вместо него жену и забрали. Спасибо, что не детей! А вот в городе, говорят, у кого-то увезли детей…
Отец Павел уверяет Сашу, что она может не волноваться, никто ее в обиду не даст. Как своя будет жить.

Совсем стемнело. Работница внесла и поставила на стол керосиновую лампу с абажуром из матового стекла, расписанного цветами. Саша ахнула: антиквариат! На столе появился самовар. Это тоже было что-то невероятное! Огромный, начищенный до блеска, со всякими финтифлюшечками и украшениями. Топили его, наверно, добавляя к обычным щепкам или шишкам еще что-то ароматное, какую-то древесину, траву, пахучую смолу. Полина достала чашки. Было ясно, что это парадная посуда, которую достают не каждый день. Пирожных, понятное дело, не было, но были бублики.

Во время чаепития настал момент, которого так боялась Саша. Отец Павел стал расспрашивать ее о том, откуда она и как попала в эти края. Пришлось вспоминать старую песню, она вернулась из эмиграции.
— Что ж в такое неудачное время? — Поинтересовался отец Павел.
Вспоминая после этот разговор, Саша скажет, что для роли Штирлица она вполне подходит. В течение тех нескольких минут, пока она делала вид, что обожглась чаем и обмахивалась платком, она выстроила идеальную схему или, как, судя по кинофильмам, говорят шпионы, легенду. Она родилась в Санкт-Петербурге, а в младенческом возрасте ее (оказывается!) увезли в Америку, куда перебрались родители. Сначала они поселились в Нью-Йорке, а через некоторое время переехали в Канаду, где и обосновались в Квебеке. Саша тут же поняла свой промах, но было уже поздно. Ничего не поделаешь, Квебек, так Квебек! Но а тот момент единственное, что она могла вспомнить о Квебеке, территории, где говорили по-французски, это то, что в тех местах находятся две «кинологические» территории: Ньюфаундленд и Лабрадор.

Отца Павла не интересовала география Северной Америки. Ему показалось странным, что девица из приличной семьи в разгар революционных событий прибыла в Россию, и он, удивившись, спросил именно об этом. А-а, оказывается, в Петербурге, т.е. Петрограде, скончался ее двоюродный дедушка, оставив Саше и ее брату большое наследство. Вот они с братом и приехали, а тут…

— Ну что же вы, голубушка, — сокрушенно покачал головой священник, — какое наследство! Вам и вашему брату нужно было быть осторожнее. Все наследство осталось в прошлом. Они все отменили. Но где же ваш брат?
— Он пропал еще в Петербурге (тьфу-тьфу! Прости меня, Сережа!) Там такие беспорядки!
— С кем же вы ехали на поезде?
— Знакомый моего брата вез меня к своим родным в Херсон. Потом мы рассчитывали попасть на какой-нибудь корабль в Одессе. Говорили, что еще можно уплыть… Чем кончилось, вы видите.

/…/ Отец Павел рассказывает Саше о военном положении в причерноморской зоне России. /…/

Саша очень надеялась, что отец Павел не обратит внимания на явную бредовость ее рассказов. Не хватало еще, чтобы он тоже заподозрил ее в шпионаже.

К утру выяснилось, что опасения отца Павла сбылись. У Саши действительно была высокая температура, и она пролежала в постели несколько дней. Никаких простудных или иных проявлений болезни не было. Нерваная горячка, решила Саша. Полина сказала, что пока Саша болела, приезжал тот самый капитан, интересовался, как Саша устроилась. Обещал еще заехать, многозначительно протянула Полина.

И он действительно появился через несколько дней. Бледная до зелени Саша вместе с Полиной пили чай.
— Там офицер подъехал, тот, давешний, — сказала работница, выглянув в окно.

Вяземский провел с Сашей часа два. Он был рад,что Саша выздоравливает, но приехал с другой целью. Галантный, как принц Уэлльский, он предложил Саше улучшить ее положение. Здесь в городке находится дом его бабушки. Это мать его матери, он ее очень любит. (Опять бабушка, куда же без них? Как много у них общего, подумала Саша, они оба любят своих бабушек!) Саша увидит, какая она добрая, бабушка ей непременно понравится. Он говорил с бабушкой, и она согласилась бы взять Сашу в компаньонки. Если бы Саша согласилась… Капитан ожидал сопротивления и был готов уговаривать и настаивать. Саша была безмерно удивлена, но решила, что вряд ли капитанова бабушка такая же тиранка, как пушкинская графиня, и согласилась. Не последнюю роль в этом сыграло то, что Вяземский нравился ей, и, значит, она будет видеться с ним чаще. И через несколько дней Вяземский повез ее знакомиться с бабушкой.

Саша с Полиной долго размышляли, как одеться, чтобы понравиться Вяземской бабушке. Пришлось срочно ушить Полинину юбку, велика была, но получилось весьма прилично. Сашу больше всего смущала обувь. Для восемнадцатого года ее высокие сапожки были довольно странными. Шубка тоже пока выручает, как-никак она приехала из Канады (в шубе, как Никита Михалков).

Вяземский приехал за Сашей в коляске. Ей никогда прежде не доводилось пользоваться такими видами транспорта. На козлах сидел солдат (чуть не сказала «за рулем»). До города, бывшего центром здешней вселенной, нужно было ехать около часа. Все время пути они вели светскую беседу, Саша чувствовала себя на съемках фильма. Она расспрашивала капитана о том, что происходит в здешних местах. Вяземский старался успокоить ее, отвлекая внимание от грустных тем.

Дом, в котором жила капитанова бабушка, не был съемным, он принадлежал ей. Небольшой особнячок с садиком за решетчатой оградой. Дверь открыла горничная. Проводила в гостиную.
Большая комната, два шелковых дивана, стулья, обитые такой же материей (Интересно, не Гамбс ли это? Нет ли в них запрятанных драгоценностей?). Маленький столик, на нем наверняка хозяйка раскладывает пасьянсы.
А вот и хозяйка дома, капитанова бабушка, встречает гостей. Очень симпатичная пожилая дама лет семидесяти. Светло-серое платье с высоким воротничком, на плечах накинута шаль. Милое благородное лицо. Капитан представил Сашу бабушке. Саша даже сподобилась изобразить реверанс.

— Дайте же мне на вас посмотреть, милочка! — Анна Георгиевна положила руки чуть выше локтя Саше и быстро, но очень внимательно оглядела ее с головы до ног. Судя по улыбке, Саша ее не разочаровала. Пока горничная накрывала на стол, хозяйка предложила гостям присесть в углу возле маленького столика, на котором были расставлены семейные фотографии в рамочках. Капитан пока молчал, но было видно, что волнуется. Анна Георгиевна попросила Сашу рассказать о себе. Она, оказывается, в прежние годы часто бывала в Петербурге, как жаль, что Саша плохо знает город. Как же Саша попала в Канаду? Это очень интересно, никто из знакомых Анны Георгиевны не бывал в Канаде. Саша должна все ей рассказать. Как же ее семья там жила? Это было трудно? Ах, там была почти русская колония?

Анна Георгиевна поинтересовалась образованием Саши. Образование хорошее, домашнее, да гимназия, да университет. (Вряд ли капитанова бабушка знает, когда женщины стали учиться в американских университетах.) Легкое упоминание о личном дворянстве своем и родителей. Или оно уже потомственное? Это успокоило Анну Георгиевну. Три иностранных языка вызвали горячее одобрение. Сможет ли Саша читать ей, поинтересовалась Анна Георгиевна, ее зрение сильно ослабло за последний год. И раз уж Саша изучала в университете литературу, она сможет по вечерам рассказывать что-нибудь из нового. Только одна просьба, она, как пушкинская графиня (опять про то же), предпочитает, чтобы «герой не давил ни отца, ни мать, и чтобы не было утопленных тел». Саша обрадовалась, поскольку знала за собой талант рассказчика. Только бы не увлечься и не рассказать то, что еще не написано.

И вот подан чай. Хозяйка внимательно смотрела, как Саша держит чашку, как берет печенье. А чашки были дивные, не очень большие, цилиндрические, с золотой каемочкой, расписанные гроздьями сирени. Вишневое варенье. Сашина бабушка тоже варила вишневое варенье…

За все время оживленной беседы капитан почти ничего не произнес. Саша видела, в каком напряженном ожидании он сидел. Но кажется, Саша понравилась Анне Георгиевне, потому что она позвала горничную и велела приготовить комнату для барышни.

Прошла неделя с тех пор, как началось Сашино путешествие.

Оцените статью

Показать результаты

Загрузка ... Загрузка ...