— Фамилия?
— Суровцева Александра Федоровна.
Сашины сокамерницы были правы, это имя произвело совсем не то впечатление, которое было бы желательно в данной ситуации. Человек недобро усмехнулся и продолжил допрос:
— С какой целью прибыли в город?
— Ни с какой целью. Я ехала знакомиться с родителями жениха.
— Происхождения вы, как я понимаю, не пролетарского. Чем занимаетесь?
— Я преподаватель университета.
— Это бывает, — опять усмехнулся он. — А жених, к родителям которого вы ехали? Кто такой?
— Врач.
— Ну, понятно, что не слесарь!

На большом столе разложены ее вещи. Все вызывает не то недоверие, не то раздражение: бельё, косметика, драгоценности. Этот тоже все перетрогал. Тянет их, что ли, к женскому белью? Он еще и позволил себе читать ей мораль. Дескать, такие буржуазные вещички мог раньше позволить себе только враждебный класс. Саша, голосом, которым прежде разговаривала только на контрольных и экзаменах, поинтересовалась, почему ее задерживают. Ответ был ошеломляющим: её обвиняют в шпионаже. Лазутчица она! Рассказывает сказки о каком-то поезде, на котором она якобы ехала. Поезда здесь ходят очень редко. От какого поезда она могла отстать? И где находится её так называемый жених? Так, кажется, она выразилась? У них имеются серьезные доказательства того, что в этом районе действует лазутчик белых. Не её ли это «жених»? Он так выразительно произнес это слово, что Саша просто «услышала» в его речи кавычки.

Через некоторое время к их беседе присоединились еще два человека. Один из них был худшим вариантом в данной ситуации: это был чекист из «бывших». Саша поняла, что он моментально распознает, какую чушь она несет, отвечая на вопросы, и только заподозрит ее в еще каких-нибудь грехах. Сказать им правду невозможно. Да она и сама не поверила бы в такую правду. Этот немолодой худощавый человек вежливо разговаривал с ней, называл её сударыней.
Не нужно расслабляться, он тоже пытается всего лишь добыть доказательства того, что она действительно шпионка и не та, за кого себя выдает. Если бы только он знал, насколько прав в этом!

Он был очень внимателен, этот «бывший товарищ по классу». Какие-то новые арабские ночи, подумала Саша. Один сюжет перетекает в другой, как цепочка из звеньев. Одно в другое, другое в третье.

— Вот тут в вашем багаже книга интересная. Я полистал, каюсь, без вашего разрешения. Чиновник царский с революционерами борется… «Статский советник». Забавно. Правда, год издания с опечаткой: 1998. Смешно, правда? Издано в Болгарии, нет? Что-то очень быстро применили новую систему правописания, без ятей и без прочих царских штучек. Я слышал, что еще только готовится декрет о реформе правописания. Только я что-то не помню такого издателя. Захаров… х-м! Я больше всего книги Сытина люблю, а вы?

И он начал расспрашивать о Петербурге. В голове у Саши что-то сверкнуло. Она, к сожалению, плохо знает жизнь Петербурга, потому что совсем недавно приехала из… Канады. Франкоязычная часть Канады, да. Квебек! Пусть докажут! Потому и одежда такая странная. И все прочее. Косметика, подарок брата, какая-то международная. Бутылка бренди (пока еще в ее сумке) из Италии.

/…/

Второй из пришедших чекистов был совсем другого типа. Он сам сказал, что был раньше телеграфистом. Значит, грамотный. Он был очень злой. Саша решила, что он, наверно, чем-то болен.
Их беседа плавно, но неизбежно перетекла на отсутствующего жениха. Ведь, очевидно, что это именно он был тем самым лазутчиком, который передавал белым сведения о боеготовности красных. И они найдут его, пусть Саша не сомневается, только тогда она уже будет считаться пособницей. А принимая во внимание её буржуазное происхождение, это может иметь для нее печальные последствия. Она должна понимать, время военное…

Они долго мотали ей нервы. Ее вещи ей потом отдадут, пусть она не беспокоится, но ценности подлежат изъятию у чуждого элемента. Так что лучше, если она сама положит на стол и часики, и браслет, и цепочку с медальоном. Серьги и кольцо тоже оказались на столе. А вот второе кольцо почему-то не снялось с пальца. Так что пусть она хорошенько подумает над тем, что ей сказали, и пока посидит в подвале.

Положение ужасное.
По дороге вниз, конвоир, тот самый, остановил Сашу в каком-то закутке и шепотом сказал ей, что если она отдаст ему колечко (то самое, которое не снялось, с изумрудиком), то он ее потихоньку отпустит.

/…/

В подвале Сашу встретила только попадья Полина, торговок выпустили.
— А как же юбка? Анна же ее себе купила!
— Да она была так рада, что все бы здесь оставила! У нее дома дети.
— А у вас, матушка, дети есть?
— А как же, двоих бог послал. Два сына.

В середине дня конвоир принес арестованным воду. В мешке у Полины кроме хлеба оказалась луковица. Саша стала отказываться от нее, но попадья убедила ее, что на одном хлебе они долго не протянут. Кто знает, когда позволят родственникам принести еду? Попадья (как странно называть так молодую женщину!) разрезала луковицу. Нож откуда? Протянула Саше половину. Саше стало смешно, вспомнилось, что папа Карло и Буратино, которые были очень бедны, тоже ели луковицу.

Под утро их разбудил шум, доносившийся из другой части подвала, голоса большого количества людей. Они долго прислушивались к этим звукам, наконец, Полина произнесла:
— Это заложники!
— Кто?
— Они заложников взяли.
— Зачем?
— Чтобы белые в город не входили, берут заложников. Грозятся расстрелять.
— Кого же берут в заложники?
— Учителя, доктора, лавочника, священника…

В подвале было холодно. Завернувшись в шубу, Саша прислонилась к большому ящику, закрыла глаза. Надо попробовать снять кольцо и бежать отсюда.

Утром конвоир, интересовавшийся Сашиным кольцом еще дежурил. Он пришел с банальной целью вывести арестованных во двор. Саша с ним пошепталась и уговорила за кольцо выпустить их обеих, её и Полину. Мздоимец согласился. Саша пообещала, вернувшись в подвал, намазать палец чем-нибудь и снять кольцо. Она, кстати, не могла взять в толк, почему не снимается кольцо, которое она всегда снимала на ночь.

/…/

За кольцом конвоир не пришел. Днем в подвале было тихо, как никогда. Потом до них стали долетать какие-то странные трескающиеся прерывистые звуки. А после, как бы внезапно, звуки приблизились, и женщины услышали совсем близко винтовочную стрельбу, прямо во дворе, чуть ли не у подвальных окошек. Сначала Саша испугалась и подумала, что это приводят в исполнение угрозу относительно заложников, но в подвале, внутри, было по-прежнему тихо. Чекистам было уже не до своих арестантов. Саше очень хотелось чем-нибудь закрыть подвальную дверь изнутри.

Прошло довольно много времени, прежде чем Саша поняла, что произошли какие-то изменения в здании, где они находились. Выстрелы давно прекратились. Внезапно пролязгал железом замок в двери, и дверь распахнулась. На пороге стояли два солдата и перетянутый портупеей невысокий офицер. А свете, падавшем из коридора, Саша увидела, что на его плечах блестят погоны. Так, из огня они, несомненно, вышли, но вот не попали ли в полымя?

В руках у офицера были листы со списками арестованных, как Саша догадалась. Он вошел в полутьму подвала, спросил имена арестованных, велел забрать вещи и пойти за ним. Он допросил Полину и Сашу еще раз уже в коридоре, сделал пометку в листе, который держал в руке. Полину отпустили сразу. Уходя, она шепнула Саше, что будет ждать ее на улице, на углу. Сашина легенда о поезде, от которого она отстала, офицера совершенно не интересовала.
— Вы можете быть свободны, мадемуазель Суровцева.
— Здесь где-то сумка с моими вещами. Они забрали все мои вещи.
— В таком случае вам придется подождать, пока освободится капитан Вяземский. На данный момент он занимается делами этой, так сказать, тюрьмы. Или можете прийти завтра.

Саша хотела сказать, что ей некуда идти, но офицер уже направился дальше по коридору. Она осталась одна. Вот та самая свобода, с которой не знаешь, что делать. Она медленно прошла по коридору, вышла наверх. В здании сновали солдаты с ящиками. Саша вышла на крыльцо и присела на боковой выступ. Прошло немало времени, а она все сидела, потеряно глядя перед собой.
— Александра Федоровна, ну как у вас дела? Вас отпускают? — Это Полина вернулась, не дождавшись Сашу на улице.
— Матушка, мне очень нужно забрать мои вещи. Я должна дождаться какого-то капитана.
— Ждите, ждите! Я без вас не уеду.

Полина вновь ушла, а Саша осталась на крыльце. Волосы растрепались, глаза покраснели. Застряла, завязла, влипла… Мимо нее солдаты провели группу людей. Саша подняла голову, это были арестованные, которым предстояло занять в подвале её место. Сменилась власть, сменились и арестанты.
— Посторонились бы, барышня, — произнес кто-то у нее над ухом. Она подняла голову, повернулась. Солдаты опять вносили какие-то длинные ящики.

Нужно привести себя в порядок! Саша распустила волосы, встряхнула головой и, пошарив в карманах, нашла резинку, с помощью которой соорудила что-то вроде узла на затылке. Насколько она помнила по кинематографу, такую прическу, как хвост, в те славные революционные годы вряд ли одобрили бы. То есть, в эти годы… то есть, в те… На нее и так смотрели как на эмансипе.

— Puis je vous etre utile, mademoiselle? — Перед ней стоял высокий светловолосый офицер.
— Я жду какого-то капитана Вяземского.
Он рассмеялся: — Какой-то капитан Вяземский — это я.
— Прошу прощения, господин капитан. — Саша встала. — Моя фамилия Суровцева. Александра Федоровна. Я ехала из Петрограда в Херсон и отстала от поезда. Говорю сразу, документов у меня нет. Остались в поезде. Меня арестовали и посадили вот сюда, — Саша показала рукой на выход из подвала. — Мне наверно нужно попросить какую-нибудь справку. И еще, господин капитан, они забрали мои вещи. Может быть, они еще найдутся, прошло ведь всего лишь два дня.

Слушая, как Саша несет весь этот бред, капитан внимательно смотрел ей в глаза, и с каждым ее словом его губы подрагивали, и наконец, он расплылся в улыбке.
— Что же вы так волнуетесь? Идемте, посмотрим, может, найдется ваш багаж.
И сумка действительно нашлась. Она тихо стояла в шкафу в той самой комнате, где Сашу допрашивали. Саша посмотрела внутрь, но сейчас бесполезно проверять, все ли цело.
— Господин капитан, я боюсь злоупотребить вашей любезностью…
— Я к вашим услугам, мадемуазель!
— Они сняли мои драгоценности…

И драгоценности тоже нашлись. Смешно, но они были в том же кабинете в сейфе у следователя.
Пока они с капитаном разыскивали Сашины вещи, тут же в бывшем кабинете бывшего начальника тюрьмы писарь на антикварной на взгляд Саши машинке отстукал справку, удостоверяющую, что предъявительница таковой Суровцева Александра Федоровна и т.д.

— Меня, наверно, ждут во дворе…
Капитан взял Сашину сумку и вывел ее на улицу. Он все время затягивал разговор. Полина все еще ждала Сашу на углу перед зданием.
— Я думала, вы давно уехали, — обрадовавшись, кинулась к ней Саша.
— Я же сказала, что вас не брошу. Не по-божески это. Я тут договорилась, нас отвезут. Пока поживете у меня, а там видно будет.

Прогрохотав по булыжнику, которым была вымощена площадка перед важным учреждением, в котором Саша провела не лучшие два дня своей жизни, подъехала телега. С нее спрыгнул мужик в серой фуражке.
— Садитесь, матушка, а то до ночи не доберемся.
Капитан и Саша стояли около телеги, на которой сидела Полина, все время деликатно от них отворачивающаяся.
— Где же вы намерены устроиться, пока не разыщете своих?
Полина, оказывается, все прекрасно слышала и поспешила ответить:
— В доме священника Крестовоздвиженской церкви. Это вам всякий покажет, Ваше благородие. Спросите отца Павла.
Капитан повернулся к Саше: — Вы позволите мне навестить вас, мадемуазель? Вам может потребоваться помощь.
— Спасибо, господин капитан. Я просто не знаю, как вас благодарить.
— Пустяки. Нужно помогать тем, кто попал в э-э… сложное положение, мадемуазель
— Саша. Вместо «мадемуазель».
— Алексей.