Саша несколько раз пыталась перевести Олега на «другие рельсы». Она заманивала его в театр и на выставки. Пару раз ей это удалось. Он довольно быстро понял, что за насмешкой (над кем?) ему не спрятаться, но очень плохо себя чувствовал. Выставки, театры — это было место не для него. Вот, например, выставка работ какого-то Николая Акимова. Обыкновенные рисунки. Не то карикатура, не то шарж. Одна радость, что яркие. Ах, театр, театр! А про театр почти ничего и нет!

Саша так и не поняла, почему он рассчитывал, что она встанет на его сторону и откажется от своего образа жизни и привычного уклада. А всё было очень просто: не имея своих корней, очень трудно поверить в существование чужих или, по крайней мере, в их прочность. Так же он относился к книгам в доме Саши. У него была оригинальная единица измерения книг, «один бифштекс». Вот ещё три бифштекса прибавились! Поначалу Саше было неудобно дать ему понять, что такие шутки неуместны, и это безобразие продолжалось некоторое время. За два месяца постоянных визитов «бифштексы» стали дежурной шуткой Олега. У него не было даже тени сомнения в своей правоте.

Конец этому положил, естественно, Сергей, который не слишком старался скрыть свою весьма слабую симпатию к Олегу. С «бифштексами» он покончил в одну минуту.
— Вы ошибаетесь, Олег. Это не бифштексы. Вот эта синенькая — баночка черной икры, а вот этот альбомчик, пожалуй, хороший кабанчик. Это я кабанчика на день рождения Саше подарил. Мы любим поесть.

В очередной раз Олег пришел в гости с идеей, Саша должна съездить с ним в его родной город. Ничего, что уже не каникулы, можно выбрать подходящий week-end и присоединить к нему пятницу и понедельник. Происходило почти то же, что и всегда. Он развивал свою идею, без устали говоря о поездке, договорив до конца, возвращался к началу своей агитационной речи, и так несколько раз. Но это не были фразы, произнесенные без изменений, нет. Сначала он говорил: «почему бы не съездить», потом «тебе там понравится», а закончить мог «не бери с собой много вещей».
У Саши почти не возникало вопроса, зачем ехать? куда? Но это не было совсем уж навязыванием своей воли. Саша и сама была не против того, чтобы съездить на юг, проветриться.

Что же руководило им? Отдохнуть было бы неплохо, и погода стояла еще прекрасная, тихая золотая осень. Но гораздо интереснее было бы показать в родном городишке свою … невесту. Да, да, невесту. Красивую, из хорошей семьи, с положением и даже умную. Этот образ приближал его к тому далекому детскому идеалу. Идея была хороша, и Олег принялся претворять ее в жизнь с тем напором, с каким делал все, чтобы достичь поставленной цели.
Если бы за спиной Саши не стояла ее семья, он давно перевел бы их отношения в другую, более понятную и привычную ему область. Ничего, подождем!

Не согласившись с Сашиным отказом, нет, не так… Привычно не услышав ее отказа, он спорил и настаивал до тех пор, пока она не пообещала подумать. За этим последовали рассказы о красотах и дарах южной природы (Ты же любишь помидоры! А какие орехи у нас растут прямо в огороде!), детские воспоминания, обещания, что Саше все очень понравится. Вечером перед самым уходом из Сашиной квартиры он уже звонил в железнодорожную справочную службу, выяснял, когда какой поезд отходит, сколько стоят билеты и прочее.

После его ухода Саша пошла к бабушке. Поколебавшись, сделала над собой усилие.
— Бабуля, я опять влипла.
— Куда на этот раз?
— Баб, а если я съезжу на пару дней с Олегом в эту его New-Одессу?
— Съезди, отдохни. Если устала. А где отдыхать будешь?
— У него дома.
— Съезди. Только золотишка на себя побольше навешай. Чтобы произвести нужное впечатление.
— Бабуля, не издевайся! Что делать?
— Детка, съездить-то можно. А вообще-то тебе нужно хорошо подумать.
— Моих страданий ты не облегчила.
— Сандра, ты что, совсем разучилась говорить «нет»?
— Это наваждение какое-то…

Разговор с бабушкой восстановил жизненные силы и Сашину уверенность в себе. Никуда она не поедет! Но утро началось с телефонного звонка, все продолжилось.

/…/

Итак, мы едем, едем, едем… Олег был настойчив. Все было переведено в разряд естественного и совершенно необходимого.
— Что ты привезешь моей маме?
Он так и сказал: «ты привезешь». Потом возник еще один вопрос, не ответить на который было нельзя, потом еще одна проблема, требующая немедленного решения, и Саша уже не могла вырваться из этого заколдованного круга.
— Будь, что будет, — решила она, — съезжу в New-Одессу!

/…/

Сборы были тщательными и дотошными. Составлялись специальные списки, где галочками отмечались выполненные дела. Олег попытался проконтролировать, какие вещи Саша положила в свою сумку, она посмеялась и не разрешила. Все было обращено в шутку. Кажется, он решил, что этот отказ связан просто с женским смущением. Саша поймала себя на том, что старается, чтобы обо всех этих шероховатостях не узнала мать. И опять была почти готова отказаться от поездки, но именно в этот день Олег привез большой пакет, пусть постоит у Саши. Это подарки для двоюродных братьев. Сегодня везти домой поздно, он идет на дежурство, а вот завтра… И пакет с подарками остался в Сашином доме, вроде галочки в том списке необходимых дел.

И Саша купила подарок его матери, два фарфоровых чайника, маленький заварочный и большой для кипятка. Стала просто очевидной необходимость (как только раньше не догадывались?) собирать вещи в Сашином доме. Какие вещи? Едут на четыре дня! Подарки родственникам заняли все свободное место в ее комнате.

Начали собирать и упаковывать вещи.
— Имя им легион, — пробормотал Сергей, но пообещал отвезти их на вокзал.
Все Сашины вещи уместились в одной, правда, большой дорожной сумке. Сергей отдал ей свою.
— Присядем перед дорогой! — это дирижирует Олег.
— Сандра, в этом пакете пироги и бутерброды. Вам хватит на всю дорогу и на завтрак,когда приедете. Олег, передавайте привет вашей маме.
— Всё. Встали.
Саша надела короткую шубку, через плечо сумочка. — Я готова.
Знала бы она, к чему готовилась!

/…/

Поезд отходил вечером. Сергей отвез их на Витебский вокзал. По дороге почти не разговаривали. Мужчины понесли вещи к поезду. Сумка Саши, чемодан Олега, два пакета с подарками, еще что-то длинное в руках. Сергей не стал дожидаться отправления поезда и скоро ушел. Олег сразу же начал пристраивать вещи на багажную полку и под диван.
— Хорошо, что наши места по движению!
Бабушкин пирог был помещен на столик, рядом термос (вот оно, длинное из пакета). Олег повесил Сашину шубу и свою куртку на плечики, повесил Сашину сумочку на крючок в изголовье ее полки, сел на диван, освободил галстук, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и облегченно вздохнул: — Ну, всё!

В купе они были не одни. Два других места занимала молодая пара с ребенком, мальчиком лет пяти. Прошло около часа, и перезнакомившись, они уже вместе пили чай с бабушкиным пирогом. Попутчики ехали почти до самого конца вместе с Олегом и Сашей.
Ранним утром на маленькой украинской станции вышли их попутчики. Помогая им вынести чемоданы и еще полусонного ребенка, Олег и Саша вышли из вагона. Было раннее утро, еще довольно прохладно. Олег закурил. Проводница крикнула сверху из вагона: — Поднимайтесь! Стоянка всего две минуты!
И в этот момент к их вагону подошла пожилая женщина с корзиной на руке:
— Молодой человек, купите яблочек!
— Олег, поезд сейчас тронется! — испугалась Саша, но он быстро достал из кармана деньги и запрыгнул в уже качнувшийся вагон с большим пакетом яблок в руках. Вернувшись в купе, он высыпал яблоки на столик. Воздух сразу наполнился чудесным ароматом сладкой свежести. Саша стояла в проходе между диванами, спустив шубу с одного плеча, и уже успела откусить кусок яблока.
— Саша, они не мытые!
— Смотри, вон какое красивое! Дай мне сумку, я отвезу домой угостить бабулю.
Олег поставил сумку перед ней на диван, Саша расстегнула боковую молнию, положила в карман яблоко… И в этот момент страшной силы толчок бросил её назад. Падая, она ухватилась за ремень сумки…

Утром поезд вышел на длинный перегон уже в самом конце пути. Это место всегда пользовалось дурной славой. Железнодорожное полотно было старым, насыпь была слегка подмыта осенними дождями еще в прошлом году и произошедшим ливнем этого года. Осенью здесь все уже еле держалось и было готово к катастрофе. Раз она могла произойти, то и произошла!

Падая, Саша ухватилась за ремень сумки. Последнее, что запомнилось, был страх: «Вот сейчас затылком о стену и…», но удара не последовало, и падение как будто продолжилось.

Она начала себя осознавать не сразу, только через некоторое время. Голова кружилась, очень сильно тошнило. Глаза она держала закрытыми и даже зажмуренными. Она лежала на чем-то очень жестком, неудобном. Под щекой ощущалась шуба, которая была на ней, когда она почему-то начала падать. Открыть глаза и посмотреть ей было страшно. Саша попробовала пошевелить руками. Левая почему-то не двигалась. В следующий момент она ощутила, что поезд стоит. Откуда-то сильно дует. Саша медленно открыла один глаз. Что это рассыпано? Открыла другой, чуть повернув голову, и увидела то, что в общем-то чувствовала с первой минуты, как пришла в себя.

Она была не в поезде. Никакого поезда вообще не было. Она лежала на крупных камешках, вроде гравия. С трудом подняла голову, слева, выше, было железнодорожное полотно. То, что не давало подняться ее левой руке, было ремнем от сумки, захлестнувшимся вокруг запястья.

Саша медленно села, оглядываясь. Голова тут же закружилась еще больше. Она медленно подтянула сумку к себе, осторожно, стараясь не шевелить шеей, повернулась, прилегла на сумку, как на подушку, и закрыла глаза. Интересно, это шизофрения или сотрясение мозга? Вот сейчас она сосчитает до… двадцати, откроет глаза, и все вернется. … 97, 98, 99, 100! Ага, вернулось, как же! Интересно, при каком заболевании утрачиваются математические знания? Может, надо было считать числами Фибоначчи? Или как это было написано в недавней газетке: — дибиби, дибебе..

Всё, Александра, встала и вперед! Нужно найти какой-то выход из создавшегося положения. Голова больше не кружилась, очевидно, решив, что выгоднее считать себя Сашиным союзником, а не внутренним врагом. Она поднялась, отряхнула брюки, свитер. Молния сумки была расстегнута, неподалеку лежал выпавший оттуда шарф. Из бокового кармана выглядывало только что положенное туда яблоко. Саша взяла его в руку, надкусила. Тошнота и головокружение вернулись сразу и с такой силой, что ей снова пришлось сесть. Но яблоко по-прежнему было в руке, и знакомая яблочная свежесть успокоила её.

Итак, что мы имеем? Она ехала в поезде? Ехала. Куда? В какие-то чертовы New-Васюки. С кем ехала? Господи, где этот эскулап? Стоп, ребята, а поезд-то где? Они только что отъехали от какой-то станции, поезд сильно тряхнуло, и что дальше? Ну не в окно же она выпала, старательно прихватив сумку и шубу, надетую одним рукавом?
Саша осмотрела себя: все цело, одежда не порвана, достала из сумки зеркальце, посмотрела на себя. Она. Точно, она.

Заходим с другой стороны. Как говорила ее однокурсница, «заходим со стороны окна». В сумке была газета, припасенная на дорогу. Итак, какое у нас там тысячелетье на дворе? Саша вытянула газету, развернула: «Литературная газета» от 20 октября 200…года. Значит, сегодня, наверно, двадцать третье число. Приблизительно. Так, а где документы? Они были в маленькой сумочке. Вот это уже плохо! Господи, как будто все остальное хорошо!

Если было бы темно, ей было бы очень страшно, но светило солнце. Когда в поезде Олег высыпал на столик яблоки из пакета, солнце светило в окно, и они только что отъехали от станции. Не могла она лежать в обмороке очень долго. Солнце было с левой стороны от железной дороги. Значит, нужно идти назад к той станции. Нужно идти направо.

Саша привела себя в порядок, насколько это было возможно,повесила сумку на плечо (черт, какая же она тяжелая!) и, поднявшись на насыпь,зашагала по шпалам в сторону предполагаемой станции.