От автора.

Текст, который я осмеливаюсь предложить вашему вниманию, является частью незаконченной повести или романа. В тех местах текста, где стоит знак /…/ были или предполагаются всяческие военные описания и сцены. Поскольку таковые описания я считаю незаконченными, незавершенными и несовершенными, я их удалила из того варианта повести, который выкладываю на Трымаве. Начав «выкидывать» сцены, которые я пока считаю несовершенными, я не смогла остановиться и выкинула много других сцен.
Предлагаю рассматривать сокращенную версию повести её демилитаризованным вариантом, но хочу предупредить, что это абсолютно женская проза.

__________________________________

Недалеко от Таврического сада на тихой улице стоял в Петербурге старый, еще в XIX веке построенный дом. Рустованный фасад, серые стены, высокие окна. Каждый день из подъезда выходила, а иногда и выбегала девушка лет двадцати пяти. Ее легкие светлые волосы с пепельным оттенком чаще всего завязаны в хвост на затылке. Но в те редкие дни, когда она не спешила, ее волосы были убраны в изящный узел. По утрам у нее в руках портфель или сумка. Если она доставала перчатки на улице или убирала ключи, то в сумке можно было увидеть тетради или папки с бумагами.

Порой вечером, когда она возвращалась домой, кроме портфеля в руках у нее был пластиковый мешок, в котором угадывался пакет с соком или молоком или фрукты. Девушка спешила на троллейбусную остановку. Ей нужно доехать до Невского проспекта и пересесть на другой троллейбус или автобус, которые перевезут ее через Неву и довезут до университета.

Иногда, впрочем, нечасто, девушка не спешила на троллейбус. В эти дни она выходила из подъезда не одна, а в сопровождении молодого человека чуть постарше, который вез ее в университет на серой тойоте. У него такие же светлые волосы и глаза. Они очень похожи. Это ее старший брат.

Девушку зовут Саша. Этой дорогой в университет она ездила уже восемь лет. Сначала она была студенткой филологического факультета, потом училась в аспирантуре, а теперь она сама преподаватель. Ее почти ежедневные поздние возвращения объясняются очень просто: после часов на факультете у нее есть еще частные уроки, существенный источник дохода. А дома, между прочим, работа над переводами.

Когда Саша возвращается домой, ее встречают мать и бабушка. Бабушка была в полном смысле слова хранительницей очага. Она пекла пироги, варила необыкновенное варенье и вязала кружева. Этим магическим действиям бабушка учила Сашу всю жизнь. Нельзя сказать, что все бабушкины старания имели успех, но печь пироги Саша уже умела.

Единственным мужчиной в семье был Сашин брат. Их мать после смерти мужа вырастила двоих детей одна и никогда об этом не жалела. Она смогла дать детям образование, и теперь в ее жизни наступал, как она говорила, безоблачный период. Сергей, так зовут Сашиного брата, окончил экономический факультет, давно работает в банке. Домашнее прозвище — банкир.

Уже недели две в Петербурге стояла страшная жара. В воздухе стояло дымчатое марево, даже к вечеру, часам к восьми-девяти температура опускалась только до 25 градусов. Ночью было немногим легче. Дождя не было целую пятилетку. Еще утром бабушка почувствовала себя плохо. Измерили давление. Повышенное, и значительно.
— Мама, вызвать врача?
— Не нужно, Ниночка, я отлежусь.
Но уже в три часа дня перепуганный Сергей вызвал скорую помощь. Когда вечером Саша и Нина Николаевна вернулись домой, Сергей сообщил им, что бабушка в Институте Скорой помощи и что ей уже лучше.
— Поедете завтра. Сейчас она уже спит.

После ужина они немного посидели на кухне, не зажигая света. Так казалось менее жарко. Договорились, что дочка поедет к матери с утра, а вечером ее сменит внучка.
Нина Николаевна, завернутая после ванны в зеленый халат, вышла в кухню, вытирая волосы полотенцем.
— Сереженька, возьми сегодня кошку к себе. Она вчера всю ночь играла в индейцев, я почти не спала.
Сергей подхватил свою любимицу на руки: — Пойдем, подруга верная моя!
И они разошлись по своим комнатам.

Утро началось почти как всегда. С той лишь разницей, что завтрак готовила Нина Николаевна. Яичница с ветчиной для Сергея, бутерброды для себя, хлопья с молоком и клубникой для Саши. Потом всем кофе.
— Сережа, ты отвезешь меня на рынок? Нужно купить фруктов для бабушки. Саша, ты во сколько освободишься?щ
— Не знаю, мамочка, не раньше трех-четырех. В больницу я приеду сама. Только ты все купи.

Одеваясь, Саша подумала, что сдавать экзамены в жару — это садизм. Хотя нет, садизм — это принимать экзамены в жару, а сдавать экзамены в жару — это… это… это безвыходное положение.

Аудитория, в которой принимали вступительный экзамен по французскому абитуриенты, поступающие на негуманитарные факультеты, выходила на солнечную сторону, и через два часа Саша так измучилась от жары, что сняла и убрала в сумку кольцо. Ей казалось, что оно так нагрелось, что обжигает палец.
Холодова не выдержала первая, она всегда говорила, что переносит жару хуже других из-за фамилии. Наклонившись к Саше, она прошептала:
— Я схожу в буфет. Может, там еще осталась минералка.
Пить холодную с пузырьками воду на глазах таких же, как и экзаменаторы, измученных духотой абитуриентов, было стыдно.

К двум часам дня Саша выслушала массу биографий, рассказов о семье и любимых книгах, о кино и театре, о Петербурге и Париже. Простившись с последним абитуриентом, рыжей толстой девчонкой, Холодова заполнила ведомости и спросила: — Пойдем обедать?
Они спустились в преподавательский буфет. Саша думала, что не сможет проглотить ни кусочка, но неожиданно появился аппетит, и она с удовольствием съела кусок кулебяки (незабываемые воспоминания!) и выпила чашку кофе.

Выйдя на набережную, Саша дождалась троллейбуса, из троллейбуса она пересела в метро, а потом снова в троллейбус. Простенько так. В больнице, походив по коридорам, она разыскала бабушкину палату. Александра Константиновна (Сашу назвали в честь бабушки) чувствовала себя уже вполне сносно. Поцеловав бабушку, Саша пристроила на тумбочке букетик симпатичных цветов, купленных у выхода из метро. Саша не знала, как они называются, что-то вроде душистого табака. Розовые, голубые, лиловые, белые. В четырехместной палате, в которую поместили Александру Константиновну, были еще две больные, а четвертая кровать стояла свободной.
— Детка, ты знаешь, я не люблю жаловаться. Давление понизилось, я немножко полечусь и вернусь к вам. А ты мне принесешь книги и фруктов побольше.
Они немного посплетничали. Саша рассказала об экзамене, а бабушка об утреннем визите матери, о бестолковой девчонке-медсестре, о творожной запеканке и попросила позвонить ее подруге. Саша помогла бабушке умыться, поудобнее устроила ее на ночь и отправилась домой.

На следующий день Саша была свободна от работы. Вернее, свободна от одной работы, от университета. С утра она поехала в бассейн, где всласть наплавалась и даже посидела в сауне. После обеда должен был прийти новый ученик. Знакомая попросила позаниматься с молодым человеком, который должен на год уехать за границу работать по
контракту. Ровно в пять часов, ни минутой позже, в дверь позвонили. Молодой человек, смуглый, с чуть восточными чертами лица, представился и прошел следом за Сашей в ее комнату. Все два часа занятия Саша сдерживала улыбку. Было забавно видеть мужчину,так трусившего перед иностранным языком.

Так прошли две недели. Александра Константиновна уже была дома. Жизнь опять наладилась. Однажды утром бабушка попросила Сашу съездить с ней в церковь, в Никольский собор. Они вышли из такси у сквера и по дорожке медленно пошли к собору. Саша любила эту церковь, её вечноголубой силуэт на фоне всех времен года. Саша купила несколько свечей. В глубине полутемной сейчас церкви справа от алтаря расположена икона, называемая в народе «Троеручица». Богоматерь тремя руками придерживает и обнимает младенца. Бабушка установила свои свечи. Подошла Саша, поставила свою свечу. О здравии семьи.

В церкви начиналось венчание. Полутьмы уже не было, все было освещено ярким светом. Жених лет тридцати с небольшим и красивая молодая девушка стояли в сопровождении явно благополучных родственников и друзей. Новые русские.
— Александра, — сказала бабушка, прервав Сашины наблюдения, — когда будешь выходить замуж, обязательно обвенчайся!
— Обещаю, бабуля!

/…/

Вечером после ужина раздался звонок. Саша открыла дверь. На пороге стоял худощавый темноволосый молодой человек.
— Здравствуйте! Я — врач Скорой помощи. Я Александру Константиновну в больницу отвозил. Меня зовут Олег Митин. Хотел узнать, как она себя чувствует.
— Здравствуйте, проходите, пожалуйста. Бабушка уже дома. Бабуля, к тебе гости.
Александра Константиновна, польщенная вниманием молодого человека, предложила ему чашку чаю. Саша поставила на огонь чайник и стала быстро нарезать сыр, ветчину и хлеб. Расположились втроем за круглым столом. Александра Константиновна («как самая старшая из присутствующих здесь дам») налила чай в чашки и предложила гостю сахар. Они проговорили около получаса. Гость измерил бабушке давление, дал пару советов и простился.

— Гостей принимаете? — Спросил Сергей, входя в кухню.
— Это мой новый поклонник, — улыбнулась Александра Константиновна, -врач, помнишь, меня в больницу отвозил? Любовь с первого взгляда.
— Надо же, — удивился внук, — бывают же такие врачи! Откуда же он узнал, что ты уже дома? — Сергей открыл холодильник и достал яблоко. — Что ж он раньше не поинтересовался?
— Да, мне тоже странно. Впрочем, врач он неплохой, решительный.

Утро. Саша проснулась от шума. Накинула халатик и выглянула в коридор. По коридору бегал Сергей, роняя на пол и поднимая какие-то предметы.
— Что случилось?
— Проспал. Опаздываю. Помоги!
Саша побежала на кухню готовить ему завтрак.
— Опаздываю, — опять простонал, мелькнув мимо двери, Сергей и возник спустя полминуты уже одетый. — Я сегодня подписываю контракт. Он проглотил кофе, жадно взглянул на бутерброды и исчез.

— Шум — это что было? — спросили за спиной у Саши, которая провожала брата, глядя на него в окно.
— Доброе утро, мамочка! Это Сережка бежал подписывать какой-то контракт.
— Подпишет?
— Если не упадет в голодный обморок.

А теперь на кухню вышла и бабушка: — А не испечь ли нам пирог с яблоками? Доброе утро, девочки! Сашенька, съезди на рынок за яблоками.

Так начался этот яблочный день.