Агаша внесла чайник. К чаю она специально испекла печенье. И за чаем взяла реванш. Зазвонил телефон. Смирнов ушел в кабинет, его не было минут пятнадцать. В его отсутствие Агаша развлекала гостью. За эту четверть часа Лидия узнала, что Машенька это печенье делала гораздо лучше, но сейчас с продуктами сложно. Машенька вообще была замечательной хозяйкой, все её любили и уважали. А уж Игорь на неё надышаться не мог.
Она бы рассуждала ещё долго, но вернулся Смирнов. Он, кажется, услышал последние слова Агаши, потому что многозначительно на неё посмотрел, и она заспешила на кухню.
— Лидочка, я не ожидал, что задержусь у телефона так долго. Мне бы не хотелось, чтобы из-за Агашиной болтовни у тебя испортилось настроение.
— Игорь, мы взрослые люди, и я все понимаю.
Он схватил её за руку:
— Ничего ты не понимаешь! Я тебя люблю и никому не позволю отнятьтебя у меня!
Хотелось бы посмотреть на того, кто осмелится что-нибудь у него отнять!
Итак, между ними состоялось объяснение. Они оба имели за плечами жизненный опыт и каждый свою историю. Если уж они нашли друг друга, то нельзя отказываться от всего,что дадут им эти отношения. Смирнов умел говорить очень убедительно.
На новогодний праздник Лидия пошла уже как законная спутница Смирнова. Радио транслировало бой Кремлевских курантов. С последним ударом все начали поздравлять друг друга, чокаясь бокалами с шампанским. Оказывается, в мире существовало шампанское! А Лидия совсем забыла об этом…
Смирнов привез её домой только под утро и, пользуясь тем, что Мишка находился вместе с Митькой у него в квартире, остался у Лидии. Беспокоясь, она говорила, что ведь увидят соседи.
— И соседи — люди, и я — человек. Какое им дело, если ты выходишь за меня замуж?
— Я выхожу за тебя замуж?
— Конечно. Ты разве забыла? Я сделал тебе предложение между салатом и горячим блюдом, а ты ответила согласием.
— Между вторым и десертом?
И он остался ночевать у Лидии, а машину отпустил, велев заехать за ним, или уже за ними, на следующий день. Утром соседи очень быстро раскусили, что у Лидии гость и что Мишки нет дома. Но у неё были хорошие отношения со всеми соседями, кроме пьющей и ненормальной Кузнецовой. Но и та, хотя и присутствовала в кухне при утреннем разговоре, когда Лидия готовила завтрак, почему-то промолчала. Наверно, чувствовала себя не в форме после празднования Нового года.
Потом они обедали у Смирнова дома, а дети с восторгом рассказывали, что теперь, с этого же дня, гимном СССР будет не Интернационал, а другой, специально для этого созданный. Мальчишкам особенно понравилось, что стихи нового гимна были сочинены самим Сергеем Михалковым.
В связи с этим позволю себе рассказать одну полузабавную — полугрустную историю. В описываемый период служил у одного военачальника в шоферах один страстный охотник. Отношения между водителями и теми, кого они возят, нередко бывают довольно дружескими, порою почти родственными. И вот в качестве подарка на Новый 1944 год отпустил военачальник своего шофера поохотиться. Грустно, что я не помню, где это происходило. А спросить теперь не у кого…
Отпустили охотника ещё 31 декабря, и до 2 или 3 января он был свободен. А первого января заловили охотника в лесу смершевцы.
— Кто такой?
— Вот такой-то, воинская часть номер такой-то, вот отпускной документ.
— А в лесу что делаешь?
— Отпустили поохотиться.
— Кто отпустил?
Не знаю, можно ли было называть имена командиров воинских частей. Или такой вопрос не задавали. Ну конечно, пару раз по физиономии дали. Как же без этого? Документы смотрели и так, и сяк. Какие уж там скрепки были, не знаю (привет, Богомолов!), только вдруг одного из смершевцев осенило:
— А какой у нас гимн, знаешь?
— Знаю.
— Пой!
Охотник, ушедший из части до наступления Нового года, понятия не имел о новом гимне. От расстрела как шпиона, проникшего с враждебной целью на советскую территорию, охотника спасло совершенно случайное появление его собственного начальника, который начал беспокоиться, не случилось ли чего с его шофером.
Начало 1944 года отличалось от предыдущих лет большим оптимизмом. Военные успехи Советской Армии вызывали у людей всё большие надежды. Теперь все жили с ожиданием. Когда? Когда же, наконец? Фронт неумолимо двигался на запад. В январе была снята блокада Ленинграда.
Директор завода и главный инженер уехали в командировку в Москву. Перед отъездом Смирнов долго сидел дома у Лидии. Мишка деликатно ушел к соседу. Итогом разговора стало решение пожениться. Смирнов настойчиво убеждал Лидию, что их жизнь будет счастливой, что у мальчишек будут, наконец, оба родителя, и, кто знает, может быть у Митьки и Мишки появится ещё один братик или даже сестричка. И Лидия совсем не должна беспокоиться, её Мишка всегда будет для Смирнова родным сыном, как и Митька для Лидии. И ей не нужно бояться Агаши.
На следующий день после этого разговора Лидия и мальчики провожали Смирнова на аэродроме. Кроме них были, разумеется, представители руководства завода. Была также жена директора с детьми. Странная женщина, не нравится тебе Лидия, ну и держи при себе свои эмоции. При мужчинах она ещё как-то сдерживается, но как только они остаются вдвоем, пренебрежительно отворачивается от Лидии. Мишка даже удивленно посмотрел на мать, почему она позволяет?
Простились. Самолет уже в небе. Самолеты все-таки ещё не были обычным средством транспорта. На самолетах летали преимущественно те, кто срочно потребовался высшему руководству. Лидия знала, что в Москву повезли отчет о работе завода, о дальнейших планах и материалы по новому изделию.
Командировка Смирнова продлилась гораздо дольше, чем он рассчитывал. Несколько дней они провели в Москве, в наркомате обороны. Доклады, обсуждения, консультации. В целом работа по проектированию нового изделия была оценена положительно. В первый же образовавшийся свободный вечер Смирнов отправился в ювелирный магазин и купил Лидии кольцо и серьги с бриллиантами. Уже было можно. К этому уже относились иначе. Заслужили. Вернувшись в гостиницу «Москва», в которой их с директором поселили, Смирнов достал из внутреннего кармана синий бархатный футляр, открыл и показал директору. Тот все понял, одобрил, но грустно улыбнулся:
— Счастливые вы, молодые!
— Константин Ильич, да разве вы старый?
— Не старый годами. Да только я не об этом. Знаешь, у меня два года назад тоже был роман, и тоже с чертежницей. Я тогда совсем голову потерял. Собрался разводиться. А Марина моя в партком побежала. Ну, они мне и устроили … Варфоломеевскую ночь. С чертежницей моей побеседовали. Собрала она вещи и уехала. Куда, не знаю. Так все и кончилось. А ты, Игорь, счастливый! Ты сильнее меня. Все у тебя хорошо будет. И пацаны у вас одинаковые, будто братья.
— Константин Ильич, вы знаете, они родились в Ленинграде, в одном роддоме, в один и тот же день.
— Это судьба.
После Москвы их отправили в Ленинград. Еще не было решено окончательно, вернется ли завод на прежнее место или останется на Урале, а в Ленинграде будут строить новый, но Смирнов должен стать директором завода после возвращения в Ленинград. На Урал Смирнов вернулся уже в марте.
После возвращения свободного времени у него не было совсем. Тем более ценными были те немногие часы, которые они с Лидией могли провести
вдвоем. И что им все злые языки! Раньше Лидия их не замечала, а теперь просто смеялась над «доброжелателями». Оказалось, что в обком партии было отправлено письмо, в котором кто-то, проливая слезы на страницы, вырванные из тетрадки в клеточку, просил избавить руководство завода от предприимчивых особ, желающих пристроиться на теплое местечко. И что вы думаете? На завод прибыл инструктор обкома. Беседовал и со Смирновым, и с сотрудниками администрации. И с чертежницами, между прочим.
Инструктор вмешивался совершенно не в свои дела, впрочем, в те далекие годы, да и позже, в годы совсем не такие далекие, это считалось нормальным явлением. Посещает ли чертежница Смирнова политзанятия? Не допускала ли она высказываний, порочащих руководство завода? Проверяющий так и не сказал Смирнову, кто написал жалобу, но тот и сам догадался.
Через несколько дней, уже совсем поздно, почти ночью Смирнову позвонили из больницы. У директора завода инфаркт. Игорь, сломя голову, кинулся в больницу. В палату его не пустили. Константин Ильич был в сознании, это по его просьбе вызвали Смирнова. Врач только открыл дверь и показал ему директора, лежащего в кровати с капельницей у изголовья. Игорь успе л махнуть ему рукой. Дверь закрылась.
В коридоре Игорь столкнулся с женой директора. На приветствие она не ответила. Её лицо было заплакано, а под глазом наплывал большой синяк. Игорь понял, что она все никак не могла успокоиться и написала письмо в обком. Видимо инструктор открыл директору, что автором письма была его жена. Константин Ильич сначала устроил жене скандал, а потом его сердце не выдержало потрясения. Врачи сказали, что инфаркт очень тяжелый.
Несколько следующих дней Игорь почти не появлялся дома и не виделся с Лидией. Заместитель главного инженера рассказал потом Лидии, что Игорь с таким ледяным негодованием поговорил с инструктором, что тот быстро убрался с завода. Его же потом и обвинили в произошедшем с директором несчастье.
Прошло еще несколько дней. Исполняющим обязанности директора завода Москва назначила теперешнего заместителя директора. Забегая аперед, надо сказать, что судьба наказала вздорную и неумную жену. Константин Ильич так и не оправился после инфаркта, он не смог больше работать, все время болел и через год умер. Его вдова, в жизни не проработавшая ни дня, должна была поднимать детей. Завод, конечно, подыскал ей работу, что-то административно-архивное. И теперь для неё большой проблемой стало возвращение в Ленинград. (Бойтесь ваших молитв, ибо молитвы ваши будут
услышаны).
Всё-таки удивительно качественная проза для нашего времени жертв ЕГЭ и болонковской системы. Сейчас так уже никто не пишет и скоро совсем не будет!
Вадим, так я же не жертва ЕГЭ!
У меня уж свои жертвы есть.
Я говорил не про автора, а про время, в котором мы живём.
И, кстати, я и за собой замечаю, что у меня стиль ухудшился. Ибо болото это засасывает. Поколение тик-тока исподволь опускает окружающих до своего уровня.