Не наваливай горы желаний –
Не удастся прожить сотни лет.
Можешь грезить, но помни о грани,
За которой кончается свет.
Доползешь до мечты своей мнимой,
Но, уже за последним бугром,
Кто-то в сердце по-детски ранимом
Безвозмездно устроит погром.
Не врагом для Судьбы стань, а братом,
Обращая все трудности в дым.
Будь умеренным – станешь богатым.
Будь уверенным – станешь святым.
20.01.2018г. 16.02.2022г.
Разумная мечта рождает непреодолимое желание воплотить ее в жизнь, в то время как заоблачные грезы в конце концов могут привести к разочарованию собственной жизнью и жизнью вообще. Детские мечты не такие. Они космические и обычно не имеют ничего общего с реальной жизнью. Фантазии детства безобидны, хотя бы потому что ребенок сам хорошо понимает их сказочность.
Зато мечта порождает надежду, которая, как известно, умирает последней. Предпоследней умирает мечта. Затем угасает человек, лишенный этих двух важных оболочек. Совсем недавно я имел возможность наблюдать постепенное угасание женщины. Она лежала рядом со мной в реанимационной палате. Ей было далеко за семьдесят. С каждым днем она все меньше верила в свое выздоровление. Ела все меньше, пока совсем не отказалась. У нее началось что-то вроде бреда, в котором она начала разговаривать с умершими отцом и матерью, потом с дочкой. После каждого завершенного разговора она повторяла одни и те же слова: — «Я умру. Я сегодня умру.»… Долго длился этот «разговор», пока я не сообщил о нем сестре. Сестра попалась на редкость опытная, с сердцем. Минут сорок она просидела рядом с больной, говорила о жизни, о том, что ее ждут дома и т.д. Я не умею так говорить. В конце она спросила: — «Ну, что. Будем кушать?» Та улыбнулась и сказала: — «Да.». Я был до слез поражен. Поела она неплохо и в ту ночь она хорошо спала. Даже улыбалась чему-то во сне. Вот что значит вселить в человека надежду. Для этого нужен особый дар. К сожалению, по некоторым причинам утром ее перевезли в другую палату, где через пару дней она и скончалась. Уверен, если бы она осталась, то прожила бы больше. Просто, грубо нарушили связь с человеком, который ее поддержал — с медсестрой. Когда ее перевозили, я и подумал, что она не выживет.
«Если бы у меня были крылья…»
16.02.2022г.
*****
И снова мысли о больнице…
Видеть угасание человека, утрату им веры в выздоровление очень тяжело. Ещё тяжелее понимать тщетность собственных усилий по спасению его земной жизни. Много раз мне приходилось наблюдать как день за днём люди либо угасают, либо у них появляется «второе дыхание», интерес к жизни, понимание того, что они ещё нужны людям.
Последнее — самое главное.
Богатеи, дабы получить ощущение своей нужности, щедро одаривают своих родственников. Но это эрзац «нужности», ибо последним нужны лишь деньги, имущество.
Люди небогатые, а зачастую находящиеся на грани выживания, на склоне лет ощущают свою нужность в том, что могут связать правнучке какую-то игрушку, подсказать кулинарный рецепт внучке, посоветовать внуку как строить отношения с его возлюбленной.
Когда дети отправляют своих родителей в дом престарелых или хоспис и, тем самым , обрекают их на одиночество, они фактически берут на себя перед Господом грех сродни греху аборта или убийства ребёнка. И в том и в другом случае это убийство беззащитных — ребёнка и старика. Вот такие мои мысли, Женя, по поводу написанного. Извини, если был категоричен.
За что извинять. Все правильно.
Вот, Женя, в сети прочитал. Авторство не моё, и не знаю чьё. но зацепило.
5-я заповедь: «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе» (Исход 20:12).
http://xn—80aaf2btl8d.xn—p1ai/wp-content/uploads/2022/02/ded1.jpg
ЗАБЕРИ МЕНЯ НА ПАСХУ, СЫНОК…
— Вась, возьми меня на Пасху домой, возьми меня, сынок. Я прислонюсь где-то в уголке, в рот платок, чтобы не кашлять, и пробуду несколько дней в родном доме, где и стены лечат. Я здесь не выдержу.

— Вы, отец, как ребенок. Тепло вам, чисто, есть имеете, еще что-то из дома привезу, лекарства куплю.
— Я не хочу есть, Вася, я уже год не был дома, — старый Петр пытается заглянуть сыну в глаза. — Я сам остался в палате, всех забрали домой.
— Ну хорошо, хорошо, до праздников еще четыре дня… Заберу.
Василий отвернулся к окну, а обрадованный Петр начал ходить по палате, рассказывая сыну, что ему уже намного лучше. Оставшись наедине, посмотрел в окно. Весна … плакучие ивы, которые кто-то посадил на больничном дворе, распустились и зазеленели. Везде так тихо.
— Все-таки не всех забирают родные на праздники, остаются тяжелобольные и те, у кого никого нет. Одиночество снова начало окутывать Петра и неистово сжимать в груди. — Как выдержать еще четыре дня? Когда приеду домой, сразу пойду на кладбище к Марье. Марья, сердце мое разрывается при мысли, что тебя нет. Легкие облака плывут и плывут синим небом, то скапливаются, то бледнеют, и внезапно теряются в бесконечности. Белые покрывала на больничных койках, запах лекарств и тишина, неистово угнетает, обескровливают душу, рвущегося на родной двор, где появился первоцвет.
— Боже, Боже, верни меня домой, шумит сосна у калитки и от печали обо мне седеете Марьина могила, верни меня на день—два, а потом делай со мной, что хочешь, — шепчет Петр, задыхаясь от кашля.
— Верочка, я привезу папу на праздники домой, — Василий умоляюще заглянул в глаза жены, попытавшись обнять ее за плечи. Вера нервно повела плечом и высвободилась из объятий. — Ты знаешь, что твой папа болен туберкулезом и может заразить всю семью.
— Но врач сказал, что он давно не выделяет туберкулезных палочек. Поэтому не представляет опасности для людей, которые его окружают.
— Ты веришь врачам? Я вообще уже никому и ничему не верю. Эти медики теперь ничего не понимают. Разве врач болеет за нас? Больше больных — больше денег. Ты хочешь нас обречь на вечную болезнь и гибель?
Вера замолчала и до вечера не обмолвилась с Василием не словом, а ночью долго плакала, жалобно говоря, что Василий ее не любит. Он прижимал жену к груди, целовал мокрое от слез лицо, просил прощения и еще раз повторял, что ничего с отцом не случится, если останется на праздники в больнице.
В субботу Петр не отходил от окна. С болью смотрел на солнце, передвигалось небом, и на листочки, завязывались в почках, на зеленые ростки травы, тянулись к свету, и на красивых молодых аистов, которые кружили высоко-высоко.
—До вечера еще далеко, ты приедешь, сынок, за мной, приедешь, Вася. Где-то в церкви Плащаницу убрали. Марья с пятницы на субботу всегда всю ночь сидела у Плащаницы.
— За что нас, Исус, распяли? — сказал Петр громко. — За наши грехи наши, а не за Твои, ибо Ты был безгрешен. Безгрешен, а скончался в таких муках , чтобы нас, грешных, спасти. Какие нечеловеческие муки Ты терпел. Прости мне, что жалуюсь, и не оставляй меня самого, не оставляй меня. Я слышал, как врач говорил сыну, что позволяет взять меня на несколько дней домой, что я уже не заразен.
Солнце начало клониться к закату, посылая последние лучи на молодые кроны. Принесли ужин — молочную кашу, чай и кусочек хлеба.
— А вас почему домой не забрали? — пожилая женщина, которая принесла еду, сочувственно посмотрела на больного. Не ответил, потому что сожаление сжало спазмом горло. Когда она через некоторое время зашла забрать посуду, то увидела, что он к еде не притронулся. Тяжело вздохнув, понесла все на кухню. Петр на мгновение почувствовал присутствие в палате присутствие своей умершей жены Марьи. Это ощущение было такое сильное, что он чуть не потерял сознание. В груди колотило отчаянно, мир как-то странно качнулся, а взгляд не мог покинуть плакучей ивы, так печально опустила она свои прекрасные цветущие ветви. Прижался горячей щекой к холодной подушке и так пролежал до утра, не закрыв глаз. Месяц заглядывал в большое окно, то прячась за облаками, то выныривая из-за них, бросал свой холодный отблеск на бледное, измученное болезнью лицо и на сухие блестящие глаза, в которых отразилась невыразимая тоска.
Рано утром на Пасху Василий с Верой и восьмилетним Романом пошли в церковь. После обедни хотел ехать в больницу, но приехала в гости — Верина родня. К вечеру сидели все за богатым праздничным столом, поздравляя друг друга с Праздником, пели «Христос Воскресе!».
Василий почувствовал в груди такую неописуемую грусть, не выдержал и вышел на улицу. В церкви звонили в честь праздника, а грусть перерастала в страшную душевную боль, бередила сердце. Вспомнил, как когда-то, именно на Пасху, десятилетним мальчиком лежал после операции на аппендицит в реанимационном отделении. К нему никого из родных не впускали, но папа весь день простоял под окном. Он улыбался Васильке сквозь слезы, лепил из пластилина животных и показывал ему. Врач отгонял папу от окна, он отходил, снова возвращался и стоял до тех пор, пока Василек не заснул. Проснувшись на следующий день на рассвете, мальчик снова увидел отца, который заглядывал в окно. До сих пор не знает, где тогда ночевал отец…
Проводив гостей, Василий грустно сидел еще около часа, а потом лег спать. Но заснуть не мог. Вера прижималась к нему, целовала и горячо шептала, что любит его. Утром, готовя для отца сумку с едой, положила туда вкусную колбасу, дорогие конфеты и несколько лучших мандаринок. Василий чувствовал себя таким опустошенным, почти не слышал ее слов. В больнице был поражен тишиной, что наступила в коридорах. Не стал дожидаться лифта, побежал по лестнице на седьмой этаж.
Отцовская кровать была пуста, только пружины чернели, резко контрастируя с бельем застеленных коек. Едва переставляя тяжелые ноги, подошел Василий к дежурной медицинской сестре. Не дожидаясь вопроса, она тихо сказала, что никто такого не ожидал. Обширный инфаркт разорвал сердце отца именно на Пасху.
— Делали все возможное, но, к сожалению…
И замолчала…
Тяжелый рассказ…
Все настроение испортил своим рассказом.
Я и того же мнения, но не стал умничать. Но, автору (парню, с аолкогольным именем, респект и уважуха!!!!!)
Жека, если та женщина начала разговаривать с умершими родственниками, то уже в следующую ночь умереть должна была.
Очень добрым отношением к ней, добротй, Любовью Божьей, та медсестра лишь поделилась с ней жизненной энергией, что позволило женщине еще пару дней протянуть.
А у нее самой уже жизненная энергия жить закончилась,- пришло ее уже время уходить из земного мира на Божий суд,- каждому это время Бог, Отец Небесный определяет.
Священника Православного надо было той женщине пригласить, чтобы он ее перед смертью исповедовал перед Богом, причастие и соборовал.
А не что-то «позитивное» надо внушать умирающим людям, а призвать покаяться перед Богом в своих грехах, простив всех, чтобы Бог человеку простил его грехи.
А примирившись перед смертью со всеми людьми и с Богом Иисусовой молитвой «Господи! помилуй меня грешного (грешную)», осенив себя крестным знамением во имя Отца и Сына и Святого Духа, как Иисус велит делать, то к Богу на Суд Божий не так страшно ити.
Не примирившись с людьми и Богом,- то и страшно весьма.
Вспомнился анекдот о целесообразности назначения грязевых ванн при СПИДе.
-Что, доктор, помогают?
-Да нет… Просто к земле потихоньку привыкаете…
Вадим, атеист ты наш, впрочем как и большинство врачей.
В землю лишь идет уже ставшей негодной временная земная одежда человеческой вечной души, как дитя Божьего,- его земное тело- таблица Менделеева в миниатюре.
Но человек- это его бессмертная душа, которую можно уподобить танкисту, в танке смдящему.
А после смерти тела (танка) она идет на Божий Суд, откуда Богом добрые, милосердные к чужому страданию души отправляются в вечную счастливую жизнь Рая.
А злых, чертствых к чужому страданию людей Бог отправляет в огонь ада к сатане-дьяволу.
Поэтому ты зря более 8 лет тому назад на старой «Трымаве» сказал на стих Жени Вермута: «Тех, кто пытается пробудить у меня совесть, мне хочется просто пристрелить».
Потому что в Рай идут люди с побужденой, живой совестью.
А с мёртвой, спящей,- так все в огонь ада идут, увы.