больница 1

Итак, я дома. Все еще никак не могу отойти от атмосферы, едва не стоившей мне дружбы с собственной головой в месте, где я впервые за всю жизнь испытал самый настоящий шок. Я не ребенок и чья-то смерть не приведет меня к унынию, если это не близкий для меня человек. Зато некая природная впечатлительность не раз приводила меня к стрессу.

Реанимация… Почти ежедневная смерть соседей по палате и почти ясные ощущения их последних мыслей в голове. Невозможность помочь, хоть и знаешь, что это не твое дело. Когда просыпаешься среди ночи, а рядом упаковывают в полиэтиленовый мешок очередного ушедшего. Ненависть и одновременно жалость к совсем еще молодой медсестре, из-за которой может быть умер мужчина на моих глазах. Я видел, как она потом переживала и мучилась. Она боялась, что окажется в глупом положении, если позовет врача, а с больным ничего такого не происходит. Да, ей очень хотелось быть компетентной. К сожалению, ее нерешительность возможно повлияла на печальный исход. Минуты, которые были упущены…

Настоящая ненависть к другой медсестре, которая, увидев того же мужчину, презрительно сказала: — «Ну, что ногами дергаешь? Неужели так больно…». Да, больно. Очень. Знаю, потому что менее двух лет назад я испытал точно такой же приступ. Ко мне «скорая» пришла через несколько минут. Сделали один укол, другой… Меня спасли. Но, честно говоря, я не подозревал, что это настолько серьезно, пока не увидел смерть от такого же приступа.

Почти детская привязанность к лечащему врачу, которая откликалась на каждый мой стон. И это не персонально. Так она относилась ко всем своим больным. Я, наверное, на всю жизнь запомню свои ладони в ее ладонях и глаза, полные сочувствия: — Держись, дорогой! Скоро все закончится… Операция была небольшая, но кашель, бивший меня все это время, заставлял корчиться от боли…

Благодарность к соседу по палате, уже общей, после реанимации. У него оказались с собой сигареты, благодаря которым у меня прекратился постоянный кашель от нехватки никотина в организме. Исчезла с кашлем и боль от сотрясавшихся поломанных ребер. В ту ночь я впервые за все дни в больнице хорошо выспался. И хоть у меня было повреждено легкое одним из ребер, я рискнул. Знаю, что в таком положении курить нельзя вообще, но если бы не этот Саша, я до сих пор бы мучился от боли из-за кашля, а это отнюдь не способствует заживлению. Жалко Сашу — в мой последний день в больнице его увезли с «короной» в другую клинику, что, собственно, и стало последней каплей, толкнувшей меня на побег…

Было много чего и плохого, и хорошего. Была глубокая депрессия от долгого пребывания в душной реанимационной палате и эйфория, когда меня переводили в общую палату. Еще за день до этого я не мог стоять на ногах, а уже на следующий чуть ли не побежал. Я быстро восстанавливался. Может, этому способствовала особенность моего организма, а может, мысли о врачах и сестрах, относившихся ко мне с пониманием. Хорошие мысли, они ведь тоже лечат. Но все вместе — и депрессия, и эйфория — плохой «тренажер» для нервов. В конце концов они изнашиваются и требуется передышка, чтобы освободиться от пережитых впечатлений. Если сначала для меня был мучительным каждый день, то уже к концу — каждый час. Я начал бояться, что у меня «поедет крыша». Необходимо было любым путем этого избежать, что я и сделал.

И в заключение. Как бы в иронию ко всем моим подписям к стихам и миниатюрам, где я указывал в шутку местом их написания знаменитую «Палату №6», палата, в которую я попал после реанимации, была именно шестой. Это намек?

09.02.2022г. Минск, свободная домашняя зона
Фото: https://zen.yandex.ru/media/evgeni_vermut/posle-palaty-6-6203db392733b0629554f481

 

*****